ищущий дорогу

Весна 1986 — осень 1987

В текстах этого периода есть дыхание настоящего. (…«ЭТО — есть…» — как написал позже в предисловии, предваряющем стихи этого времени…)

Разумеется, в текстах этого периода попадаются унаследованные от периода «культурного» штампы-автоповторы или абстрактные интонации («Огонь, огонь…» , «За теплотой ожоги…», «…В грудь опять как в тюрьму»,..) , есть придуманные полуреальности («Я пришел к тебе…» ) или совсем написанное для демонстрации («Земля напилась…»)… Но за всем этим тоже отсвечивал, стоял какой-то очень сильный опыт…
Случайно, хронологически, сюда попадает один посторонний, выдуманный текст («Молчание — и затем короткая фраза…»). Но, написанный как ответ на лирическую попытку друга (Миша до сих пор верит, что весь этот текст — «переделанный его»), и этот рассказ вобрал в себя опыт настоящего.
Наконец, есть текст («Неотправленное») , который начально попадает в это время и является исходно просто низостью по глупости. Богатство воспринятой жизни, если оно не защищено ответственным и БЕРЕГУЩИМ сознанием, может иногда путано одухотворять даже глупость.Тем более, если в человека (в меня) как и во всех втравлено множество штампованных суждений.
Но я уж не стал удалять текст ну… ну как историю, например. И как слабую иллюстрацию-признание, что к грядущему в 90-е умерщвлению духовной жизни России (сейчас уже что-то быльем проросло — в другое) я тоже был, увы , причастен.

Тебе

За дверью — зверь. Протягивает лапу
Когтями — по разобранной груди,
Чтоб кровь чужую — всех
— лакать и плакать,
И, напоив, хрипеть:
— В мою иди.

26 мая 86

WAITING (вейтинг)

Побочный продукт расширенного воспроизводства, самого трезвого творчества , проходной комнаты и соответствующего исполнения обязанностей вахтера посреди играющих в преферанс… И плюс твердая программа партии умеренного прогресса, трам-парарам ее умеренность туда же. Только победа должна быть полной …

Waiting, waiting, я жду Тебя, waiting, меня это уже распатронило вконец, ежечасное выслушивание чужих мелодий, это же бог знает что такое, w., мне же нужна одна — w., каждый день как последний, w., каждый шаг как последний, w., все к чертям и все весело — вчера и , быть может, завтра — одуреть можно, даже смешно. А все равно — вечно w., вот только времени жаль, время струями сквозь пальцы, и сила сквозь пальцы — w., даже забавно — сжать кулак и все будет ол райт, и сила и железная воля , только вот течения не будет, дело такое — w. , а без течения смерть, это точно… W.,w., увижу ли я тебя когда-нибудь, w., почти невозможно работать и грезы, сумасшедшая нежная бродяжка, мокрая, ни разу не святая мадонна сквозь дождь, w.— какие все слишком умные сложности. Улыбка, глаза и взгляд, тайна, мудрый сфинкс, ушастиковый w., олененок на ладони, загадочный как Мона Лиза, только лучше… W., w., опять слова, слова всегда мешают, только трудно никогда не ошибаться, может, и это тоже ошибка — w., каждый шаг над собственным пеплом, каждый взгляд на собственным пеплом, все позади, и не жаль, все впереди и не страшно. Только ведь это действительно страшно — w., поймешь ли ты когда-нибудь, w., это же совсем просто — w., — просто, чтобы ты поняла… А пока не поймешь, ничего нельзя. Ничего…Но если не ждешь, то не веришь — w.,то блеск лампы, стали и полировки, и можно любоваться рукоятью ножа все равно — лезвие у горла — тот же w., только чье горло — вот вопрос. а ведь будет красиво — w., очень красиво — w., и какое все редкостное идиотство — w..
Тем более, что ведь знаешь, что кто-то, быть может ты сам, когда-нибудь откроет глаза и скажет, глядя на сталь:
«Послушай, ты не сделаешь этого».

конец мая 86..

…Тем более, что ведь знаешь, что когда-нибудь, быть может, и никогда в отпущенные на эту судьбу сроки, но все-таки, все-таки… когда-нибудь ожидание растворится без остатка всей своей когда-то важной, но уже не нужной и забытой тяжестью, примерно так, как падает и растворяется в воздухе поднятая ветром потемневшая прошлогодняя листва; и, напуганная на миг перед светлой прозрачностью внезапно отворившегося горизонта, тихая и присмиревшая душа спокойно войдет в ждущую, согревающую и верную, сияющую во всей ясности своей почти невыносимой правды, единственную вечность настоящего.

конец мая – июнь 86..

Вопросы.

Можешь ли ты ударить ребенка, который играет с твоей лучшей и единственной — почти не — игрушкой?.. А ведь он может сломать её?.. Но когда ломает, он узнаёт и рад… Или вот — он пускает по ветру горящие самолетики твоих рукописей… Но ведь красиво, да?.. И потом, когда разрывает, он ведь прочтёт что-нибудь?.. А остальное… Стоит ли остальное?.. Даже если ты знаешь, что стоит… Что ж, тогда напишешь ещё… Хотя это будет:: другая книга.. Другая… Да и потом, ты можешь и не смочь: ещё… Но тогда: стоит ли делать что-нибудь, если потом не можешь повторить?.. Даже если ты знаешь, что стоит. Только это и…

…А вот — это уже на самом деле всерьез — он играет с твоей собакой. Любимой и действительно: единственной… И ты понимаешь, что сейчас ей веселее с ним, чем с тобой… И он играет, а она бежит за ним и исчезает за дверью… А ведь он наиграется и бросит, а она может и не найти дороги назад. Испугается и не найдёт… Даже если ты держишь дверь открытой… А может и найти… А ещё, может, ребенок поумнеет, и тогда ей не надо будет искать дороги назад… Даже если тебе кажется, что ребёнок не поумнеет. По крайней мере так, как ты знаешь… Но ведь сейчас им вполне хорошо… А собака у тебя любимая и единственная… …А он ребёнок… Хотя ведь и ты, из общих соображений, ничем не лучше его… Да и собак на свете много, многие совсем не хуже твоей… Хотя ты знаешь, что это неправда… А правда то, что в открытую дверь может вернуться совсем не та собака. Даже если и та…

Но дверь всё равно остаётся открытой. Даже перед совсем железными и не теми глазами и челюстьми. Даже перед совсем беспардонно играющими детьми. Ведь дети же… Да и играть, быть может тоже надо… Хоть ты и знаешь, что — нет.

Только вот… всегда… хочешь — входи… хочешь… А — нет… Взгляд… Чтобы всегда имела право обернуться… Дверь… Руки открыты перед талой водой… теченью не будет помех… Не будет… Оттает ли?

май 86. 109 комната.

♦♦♦

…Молчание, и затем — короткая фраза:
— Да, ещё… Я завтра выхожу замуж.
…Х-х-хоп… Воздух… В легкие… Возд… Вот это н… Она что, с ума сошла… Прозрачный воздух, свежий… Т-ты… А больше ты ничего не могла придумать?!
…— Когда? — голос. Низко, хрипло… Медленно — подъём головы… Взгляд: — Когда?
…— Завтра, я же уже с… Понимаешь, так вышло… Я раньше не могла сказать.
…Страх… Ещё и с… Разумеется, а то ведь… А теперь что, радоваться, что ли?..
— Ничего… — Ободряюще. Улыбка… — Ничего. Теперь же вот видишь, с-сказала.
…— Прости, — молчание. — Знаешь, он очень хороший человек.
…Хороший …Зачем это? Хороший… От меня-то тебе что нужно?!
— Знаю. — …Черт, голос… не верит… — Правда, знаю…
— Ну то есть… То есть это лучше, чем всё остальное…
…Чем ты… Хоть бы это не… Ведь это только так может что-то значить, понимаешь ли?! Понимает ли?..
— Н — наверное… — Черт, опять голос… Кивнуть… – Да, наверное.
…— Ты… ты не сердишься? — …робкий… У неё глаза серые-серые. Странно… Почти робкий взгляд.
— Я… — …о чем она… — Нет, я не сержусь…
— Ты не сердись, слышишь! — пауза. — У нас ведь всё по-прежнему будет?
… — По-прежнему.
…Эхо…
…Наверное так умирают… тихо…
… — Да, по-прежнему… Да.
— Я ему все про тебя рассказала. То есть, не все… Многое. Понимешь, ему тоже тяжело…
…— Понимаю.
Молчание.
… — Ладно, — медленно подняться. Улыбка. — Я, пожалуй, пойду?
…Теперь сделать шаг, дверь, выход в прихожую… Медленно-медленно снимается с вешалки пальто…. Боже, быстрее, черт, словно специально так…
…Она стоит рядом и смотрит…
…Движение пальцев вдоль пуговиц…
… — Знаешь, я от всего этого ужасно устала. — слова. Потом опять – ожидание.
— От чего? — голос… господи, так-то зачем…
— От всего! В конце-концов, пусть даже хорошо, замечательно, но ведь так нельзя!
…Взгляд, медленно уходящий в сторону…
… — Ты держись.
…Нервное движение плеч.
…Все. Пальто застегнуто. Теперь все. Только ещё шагнуть. Раз, чуть-чуть, один шаг…
— Ну что, пока?
… — Пока.
…Рука, медленно прощающаяся вперед.
…Девочка моя, иди ко мне!.. Иди.. Прошу… У тебя одной больше ни у кого… Мне ничего, слышишь, мне ничего… Пожалуйста иди, не бойся… Пожалуйста!!. Милая моя, не бойся, хорошая моя, не бойся, все хорошо, не бойся, я уйду, хорошо всё, пожалуйста, не бой…
… — Что с тобой? — глаза… отстраненные, испуганный взгляд. Глаза:
— Послушай, что с тобой?
… Не услышала…
Шаг назад.
В сторону.
Бездна.
Смерть.
… — Со мной?.. — У нее глаза серые… …Тихое, тихое… Тихое… Не услышала… Прозрачный воздух, свежий… Воздух прозрачный и свежий… Прозрачный и с… как смерть… Всё хоро… Не услышала…
— Да нет, ничего.
Тишина.
.. — Ну счастливо… — шаг, повернуться, спина к ней, Дверь… Еще раз — голова туда:
— Счастливо тебе.
— До свидания.
…Шаг… Лестница, ступеньки… Шаг…
…Быстрее, донизу, быстрее, лестница, черный проём, черный, черный!!.
…Цепко.
Пальцы за перила.
…Цепко…
…Она смотрит…
…Плечи, спина, медленно…
Все хорошо.
…Шаг…
…Зарывающаяся дверь подъезда. Осторожно, не хлопнуть. Снег…
…снег…
…снег…
…снег…
…Всё.

октябрь 86 – 93.

(Михаил Тяжлов, мой друг, однокурсник и артистически одарённый человек (тогда – режиссёр СТЭМа ФОПФ – студенческого театра эстрадных миниатюр факультета общей и прикладной физики МФТИ), в сентябре 86 года показал мне короткий, меньше чем в рукописную страницу, рассказ, где некий молодой человек описывает свои ощущения после того, как некая девушка по телефону отказала ему во взаимности (и, возможно, не помню, сообщила ему, что выходит замуж за другого). Тогда же, зная реальный прототип этой девушки, я написал рассказ, который мной мыслился как альтернативный мишиному. (другая позиция лирического героя). В 93 году, имея несколько больший опыт, я с сильным неудовольствием прочёл собственный рассказ (он мне показался умственным и высокомерным) и написал новую, опять совсем другую историю. Мне казалось, что с прото- и с прото-прото-вариантами последний вышеприведённый текст не имеет ничего, кроме общности темы (ха-ха, этот культурный цинизм, про любую реальность говорить: тема). Но когда рассказ прочёл Миша, он сказал, что это, конечно, его рассказ, только чуть-чуть развёрнутый и мастеровито обработанный. Поскольку все исходные варианты, кажется, увы, давно утеряны и нет возможности что-то проверить и, поскольку мне в сильной степени неинтересна собственная мастеровитость, – я как могу описываю явленную мне реальность и, на мой взгляд, честность описания есть единственное оправдание появления любого текста (как художественного, так и , к примеру, научного), – в силу всего этого я должен признать, что исходное авторство не моё. (Впрочем, исходно любое авторство – Божье, так что вся эта мура на тему авторских прав имеет смысл только ограничительный: чтобы кому-то не приписывали того, что он не говорил, чтобы его именем не оправдывали – не правду.) Итак – автор этого текста, по крайней мере в исходном прообразе – Михаил Тяжлов, ныне – сотрудник Института Физики Твёрдого Тела, посёлок Черноголовка, Московская область.)

♦♦♦

Тишина в тихом воздухе пухом,
Мягко к телу — теплом молока.
Еле-еле — уставшая муха
Не нарочно и — издалека.

Время нитями звуком неслышным
В дуги радуг — дыханий роса,
Путь сердец — без одежды и крыши
Общей легкостью — за небеса.

И с улыбкой спокойной и ждущей
Не считать золотые глотки.
И садятся на плечи идущим
Боги вечности — мотыльки.

И за ночь, промерзаясь сквозь муку,
В пепел плавя пустые огни,
Все протягивать теплую руку.
Все живое.
Ты только
— пойми.

октябрь 86

♦♦♦

Душа — живою — по камням.
И в легких — сталь замерзших рельсов.
В дороге по ночам и дням
Согрейся, теплая, согрейся.
А в холод свой
— возьми меня.
А впрочем…
к черту.
Боже мой —
— Нам хватит дела и тепла,
Пойдем со мной куда Ты шла,
Пойдем со мной.
декабрь 86

♦♦♦

Ну что ты
Боже мой
Ну что ты,
Глаза, устав, глядят на мир устало.
И нежность за каждым поворотом
Так мало, мало…
И вместе легкости паленое железо
Как в легких нож оставленно дрожит.
И вновь сшивая кожу и одежду
Все дальше жить.

январь 87

♦♦♦

Я пришел к Тебе совсем
голый .
Как одежда кожа с плеч
пала.
То, что корчилось во мне
болью,
С болью радостью с Тобой
стало.
Каждый свет мой для Тебя
— нежность.
Каждый шаг мой для Тебя
— сила.
Заметает белизной
снежной
Черноту, что без Тебя
было.
Ты бери мой каждый миг
в вечность.
Ты иди свой каждый путь
дальше.
Если нужно — есть мои
плечи.
Боже, как нужны твои
пальцы.
А сгорю — так ничего
— вспыхну.
А паду — так ерунда
— встану.
Будет снова каждый вдох
— вихрь.
Будет снова каждый взгляд
тайн.
И дороги золотой
нить
Не сорвется в немоту
струн.
Жгет пороги теплотой
жизнь
Сквозь пустую тесноту
дум.

1 января 87

♦♦♦

Птицы. Кричащие. Сталью залитый
В холод — звонок трамвая.
Сердце —
тающим метеоритом
В чьи-то ладони,
отогревая
Пальцы. Может, твои?
Небрежно
Если не лень — держи. Тяжело?
Много железа. Прости. Не порежься.
Уже? Тогда выбрось —
— металла стекло
Умеет вполне мелодично биться.
А с птицами — дальше уже несет
Снова живущую
вроде бы птицу,
Вечно обламывающую полет,
Чтоб о железную вымерзлось рельса
Мятью дымящейся выкрасить нож…
И восставая, упасть в поднебесье
— В руки.
Чужие.
Твои.
Возьмешь?

январь 87

♦♦♦

Слова чужие где-то рядом.
Слова чужие.
Вползают горечью и ядом.
Зачем, скажи мне?
Из слепоты, пустой и твердой,
Удар уверен.
Опять на свете кто-то мертвый
В тебя, как в двери.
А чернота рукою жадной
Качает лодку.
А в кровь улыбки зубы вжаты,
Чтоб не за глотку.
Не хрип за хрипом, храп за храпом,
Не лай за лаем.
Об нежность-бритву , каждой дракой
Себя вскрываем.
Чтоб выжигая убийцы холод,
Шепнуть из дыма:
— Пойдем со мною.
Щенок иль сволочь.
Пойдем,
любимый.

март 87

♦♦♦

Огонь. Огонь. Сжигая лапы,
Лететь в последнее тепло,
Смотреть в неверное Светло,
Которое бездумный факел
Заляпал черною смолою,
И опаленной кожи запах
Вдыхать — и сплевывать с золою…

И день. И ночь. И кровь собакой
Лакать свою. И путь за дракой
Любить. И Истину — сквозь вой.
И жить. Живым.
Живи.
Живой.

март 87

♦♦♦

Я, наверное, буду согласен
даже на это.
Выдохнуть тающий воздух выдохом общим
И тишиною уйти в остывание света.
И ничего
— больше.

март 87

♦♦♦

За теплотой — ожоги.
За тишиною — крик.
Вновь бешеные боги
Смолою за язык.

И, уползая в вечность
Молчащей темноты,
Последнюю беспечность
Сжигаешь на цветы.

И только знаешь долю,
Что вновь раскроешь связь,
И вновь живою кровью
Сухую смоешь грязь.

март 87

♦♦♦

В ножи чужих вживаясь,
Растаивать ножи.
Ножами ж поднимаяь
За миражи.

И солнце за дымами
Пустых костров
Притихшими губами
Без фильтров слов.

И добротой, поящей
Как молоко.
И наготой бродящей
Среди волков.

И, растеряв по ветру,
Опять найти.
И с кем-то — до рассвета.
Коль по пути.

март 87

… И красотой, глядящей
В глаза волков…

♦♦♦

Земля напилась теплотой,
Когда пришел он.
Стоял, всесильно-золотой,
Дарил мне шепот.

И шелком тишину слова
Как покрывало.
И шорохом к нему трава
И я упала.

И к вышине, где небом — он,
Зарею тая
Еще услышала — как сон.
Что — золотая.

апрель 87

♦♦♦

Ни порога, ни дома,
Никуда не уйти,
Каждый вроде знакомый,
Перед каждым — прости.
Ни тепла, ни одежды,
Ни черта не отдать.
Удивленно, небрежно
Все еще остывать.
И над бездною странной
Без опор и идей
Все бродить безымянно
Средь наверно людей.
Между раем и адом
Пить привычнейший яд.
Ты чему-нибудь рада?
Я — чему-нибудь — рад?
———-
…. Лишь не знать и шататься,
И, стлевая огнем,
Все пытаться отдаться
В нерожденное в нем.

апрель 87

В сердце плавить спасенье.
Но во что? Но кому?
После мига рожденья
В грудь опять, как в тюрьму…

май87

Неотправленное.

Здравствуй. Хорошая погода. Утро. Тоска. Если точнее — скука. Пишу всем веселые письма. Как наиболее истинно отражающие реальность. На хрена пишу это — не знаю. Скорее — из абстрактного любопытства. Интересно же, куда может завести внутренний голос. Самое полезное — это иметь внутрений голос, который всегда говорит именно то, что нужно; и нужно не тебе. Песни, слова. Доклады… Жизнь прекрасна. Любуюсь на превращение окружающих в скотов. И сам быть может. Превращаюсь. Приятно же научиться. Не думать. Когда заставляют шагать, или орать песни, или просто — заставляют, а ты думаешь — тебе плохо. Но если ты поверишь, что это самое главное и нужное в жизни, станет хорошо. Очень хорошо. Совсем. Радостно кричать песни. Шагать. Стрелять. Потом можно и в людей. Переход уже не столь сложен. Главное, чтобы хорошо было. чтоб легко. Чтобы самое нужное дело. Отдаться честью. Хотя бы проходящему мимо офицеру. Иначе оттрахает. Народная холопская мудрость. Такова жизнь. Еще одна. «Расслабьтесь и получайте удовольствие»… «Здравия желаю, рай-драй, куда-то там в рай!!». Я Тебя люблю, слышишь?
А может — вранье. Врать всегда приятно. То есть если самому плевать и без последствий. Хотя на последствия — тоже плевать. А еще можно, если вдруг отправят в караул и сдуру дадут боевых патронов, всобачить себе штучку через рот… Только и это вранье. Потому что подлость такая есть — чувство долга. Перед почти абстрактными людьми. И абстрактный – гуманизм. Как Ты однажды, нельзя сказать, чтобы особенно компетентно выразилась. Потому что он вынужденно вполне конкретен. Беречь всех от себя. Потому что не поймут. И сдохнут. И Тебя тоже… Увы… Знаешь, мы с тобой никогда не ругались. Странно. Впрочем плевать. Мне это все равно не поможет. А Тебе… Не знаю.
Вчера надоело беречь всех от себя, сказал одному деятелю, что он слишком энергичен. Это — правда. Но потом стало его жалко. Извинился. Получил 2 наряда вне очереди. В порядке очереди внеочередных был третьим. Сижу. Вредно не спать ночью. Хочется. Особенно спать и Тебя. То есть не то, совсем не то…Просто. Чтобы рядом была. Рядом. А как вспомнишь, что Ты от этого гораздо дальше, чем просто за тысячу километров — так не хочется. Ничего. На х… все это нужно. Лицемерное пропускание вместо очевидных и простых букв. Люди пишут на заборах то, что они больше всего любят. Я люблю Тебя. Правда. Написать на заборе. Чтобы еще правдивей было. Куда правильно ударение в слове написать? Ладно, извини.
Ну все, пора завязывать. Пойти разбудить следующего, а потом — спать. можно было бы еще из вежливости поставить собственное имя, да ладно — и так поймешь. А нет — тогда и незачем. Чао.

Ночь спустя день (5 часов сна). Очень жаль, что я все-таки недостаточно дурак или свинья, чтобы сожрать пулю по собственной инициативе. Тогда бы хоть эта бумажка имела смысл болезненных словоблудий психически подвинувшегося щенка. А так… сочинение на общие темы. Не потому, что больно и кричать хочется, а потому что настолько, что не хочется ничего. Да здравствует скотина, да здравствует циник. Да здравствует пока не сдох советский офицер! Но с офицерами, как, надеюсь, Тебе известно, церемониться не стоит. И ждать от них нечего. А посему — привет. Всего Тебе. Хорошего. У Тебя замечательных запах — сладкий, и в то же время слегка продымленный. Ты пахнешь дымом и теплом, а Твоя одежда мокрая. Твоя одежда пахнет Тобой. К счастью, у меня нет Твоей одежды. Мне барахла не надо. И слов не надо. И этого письма не надо, время бы убить, вот только… только… Плевать. До свидания.

Письмо посылается лишь потому, что надо быть честным; и любое написанное письмо — отправлять. (хотя это и неправда). Впрочем, я не думаю, что оно сильно испортит Тебе день. А если да, тогда… тогда… Прости.
P.S. Я не знаю – что будет, и в каком состоянии Тебе доведётся читать всё это. Если всё-таки правила игры таковы, как сейчас – то пусть я Тебя вовсе не люблю. Так что Ты можешь быть спокойна на этот счёт. Я вполне отвечаю за свои слова. Всё хорошо.
Написано: июнь 87. — Редакция: май 88.
(уже в совсем другом состоянии, уже полгода – настолько слаб, настолько мертвец, что письмо оказалось – почти верх силы.)
– Послесловие: лето 90.
Послесловие.

Послушай. Если всё-таки когда-нибудь Ты прочтёшь это письмо, Ты знай, что тут всё неправда.
И про советских офицеров ( отличные,между прочим, ребята), и про оскотинивание окружающих… Эта гнусная манера самой низкой и подлой части общества, к которой мы по глупости частью принадлежим – интеллигенции – старательно марать грязью всё, что ей не нравится. И ещё считать это доблестью… Кстати, хреновые предчувствия по поводу этого маранья. Ох, хреновые…Ничем хорошим этот интеллигентский шабаш грязи не закончится. Много людей перестанет быть. Очень много…
Но это ладно . Мало ли – дурацкие предчувствия… Короче – соблазнился, виноват… Стыдно… А про пулю – так это такая пошлая чушь, что и говорить нечего. Дурь придумки…
Я не знаю, зачем я писал вообще – а тем более Тебе – такое письмо. От усталости, что ли. Да от нерешённости всего (сейчас – ещё хуже…). Захотелось цинизма. Наркотик мгновенного убивания глуби. Лёгкая, освобождающая от боли – это главное – дерзость. Короче – малодушие, умышленное омертвение. Хотя, – бываешь же идиотом, – пока писал, казалось, что для Тебя – это будет особая моя – сила, и особое – доверие. Я рад, что мне всё же хватило ума не посылать письмо.
А единственно, что нём верно – это то, что – я Тебя люблю. И что я помню, как пахнет Твоя одежда. Сладость и дым. И что мне барахла не надо. А что надо …Господи, господи… Всё хорошо.
Лето 1990.
♦♦♦

Так куда Ты спешишь, золотая,
По пыли разметелив себя?
Нити ясных путей обрывая,
Крики болью топя?

Чуть постой. Все спокойно и просто.
И тому, чему хочешь — верь.
Каждый шаг — если шаг — Твой остров,
Каждый голос — дверь.

И бесстрашно пройдя по краю
На бескрайний путь
Отдавай, рождая.
И, родив, вернут.

июль 87

♦♦♦

Я приду, прихриплю, приползу,
И уйду, если надо уйти…
Отойду и в глухую грозу
И в звенящий мотив.

Буду воздухом, солнцем и сном,
И приютом Земли.
И, быть может, в чаду монослов:
— Тростником на угли.

июль 87

♦♦♦
Пусть в латах, пусть в железе, пусть в аду,
Пусть разрывая тишину и кожу,
Но как смогу — Тебя не потревожу.
И как смогу — приду.

сентябрь 87

♦♦♦

СЕБЕ

Перед Тобой, пред Светом Тем
Бери меня. Бери совсем.
Я сам приду. Я сам возьму.
Пока живу…

Вновь — пред Тобой. И снова — мертвый.
И — глухота.
И в жажде, жертвенной и черной,
Вскрывать уста.
И ад, закованный в бессилье,
Чтоб не убить.
Не может быть, чтоб так дарили.
Не может быть.
Куда же дальше? Смерть ближе
Слышны шаги.
Коль можешь жить — так подойди же,
И помоги.
И, удушая черность рифмы,
Живьем гляди
В глаза измотанной молитвы:
«Дойди, дойди…»
Дойди же! Ангел или демон,
И хоть на миг
Прорвись в израненное небо
И — подними.
И, забывая ночь и пытку
В полете лиц,
Целуй дыханием улыбку
И падай ниц.

октябрь 87 – редакция : март 88 (уже в ауте).