ищущий дорогу

1983 год. Первые опыты

Не считая довольно складного и, как положено, трагического и никакого стихотворения 10-летнего здорового мальчика (лето 1975), остальные тексты тут — плод не-первой влюбленности (1983). Не-первой, — потому что была более ранняя, детская и настояще-глубоко-счастливая. Но первой — доведенной до озвучки, серьезных поисков общения, довольно всё же сильной боли (моей) от непонимания и проявляемого отчуждения, сильных нервов (не моих) — от неровного и не очень счастливого душевного строя… И очевидно: влюбленности бесперспективной.
Но текстами — отношения я вполне «отработал». Довольно светлые (писались не для себя — как впрочем и многие мои последующие тексты) — довольно … живые. Что-то в них есть хорошее.
И технически… приемлемые.
Наверно, всё же не очень неприятно получать такие или подобные тексты …ну, скажем, иногда в подарок.
Только — не слишком часто.

Море томное волной играло.
Небо темное звездой блистало.
Лето теплое росой дышало.
Сердце твердое над мглой пылало.
…Сердце мертвое золой упало.

К небу угарно-черному,
Спаленному дотла
Хриплой струной оборванной
Птица взлететь рвалась.
Звезды-угли погашены,
Где-то сгорела луна,
Небо как чаша страшна
— Только б испить до дна,
Только б в зенит усильями
Взмахов чертить стрелу.
…Камни ломают крылья,
Перьями — об скалу.
Тьмой захлебнувшись клекотной,
Ночью и кровь черна,
Горло рвалось к полету
— только б взлететь до дна.
Только б за пеплом воздуха
Дальний огонь увидать,
И, позабыв об отдыхе,
Сердцу сгорать, сгорать.
…Чтобы в тумане млечном
Ясной дорога видна
Сердце молило вечность:
— Только б дожить до дна.

…Пело, рыдало, растаяло…

А за скалой в ночи
Встало кровавой марево
От гигантской свечи,
Вспыхнули пепла сумерки
И разгорелись — до дна.

…В глазе у птицы умершей
Билась голубизна.

Город и мокрый и грустный.
Падают слезы-дождинки.
Маленький лист безыскусно
Лег отдохнуть на ботинке.
Спит. Среди мокрого рая
Верит, что путь его светлый.
В жилке зеленой, играя,
Капля легла незаметно…
Спит он, наивный и скромный,
Спит, ни печален, ни весел.
Мир его страшно огромный.
Мир ему узок и тесен.
Спит притомившийся странник,
А отчего — неизвестно.
Лишь сновидения манят
Жизнью далекого леса…
Вздох…
		— Сон исчезнет случайно.
Лист тут и не был как-будто…
Лишь пируэтом — прощанье
Над оголенным приютом.

Тишина на безмолвной аллее,
Тишина в паутине листве,
Тихо падают синие тени
Сумерк розовых в чьей-то судьбе.

Счастье тихое бродит неслышно
Среди мило молчащих миров,
Потеряли сердца свою крышу,
Унеслись к пелене облаков.

Среди их непонятных исканий
Распустился вселенной цветок.
Его звездно-туманной плам
Просто греет… И сон твой глубок.

В городе пыли и зноя,
Где заблудилась жара,
По переулкам покоя
Ветер игривой рукою
Пошуровал с утра.
Начал с подвальной тиши,
Вскрыв паутины сонм,
Он поднимался выше
И разбудил на крыше
Млеющих кошек сон.
Нежный пушок котенка
Поцеловал слегка…
И отлетел в сторонку
Вздохом по листьям звонким
Скрылся за облака.

Солнца свет слетел в синеву
Серебристыми струями.
И искристыми обнял листву
Поцелуями.
В темной сини внезапно расцвел
От лесной паутинки.
И любимой в волосы вплел
Золотинки.

Пришла, шептала
			слова и ласки.
Слова смеялись
Как легкий лепет
			волны игривой.
Но торопливо
			уходят сказки
И только ветер
		кружась и маясь
				ерошит гриву.

Месяц серебряный. Волосы тусклы.
Жемчуг по атласу платья журчащий,
Россыпью звездной разбросаны бусы…
Верная боль ли,
			Тайное ль счастье…
— Кто ты?

Только мне без тебя не уйти пустоты,
Только бархатом черным убиты цветы,
Только ночи мираж
			и тревожный, и грустный:
Месяц — серебряный.
				Волосы — тусклы.